И какие вакансии они готовы занять.

Первый раз она увидела их девять лет назад. Лариса смотрела телевизор и вдруг почувствовала, что в комнате она не одна. Со временем непонятные люди стали появляться в жизни девушки чаще. Врачи поставили ей диагноз: зрительные галлюцинации.

По образованию Лариса – технолог швейного производства. Закончив школу, как и большинство воложинцев, поехала учиться в Минск. Поступила в техникум, получила диплом, но поработать по специальности не успела: помешала инвалидность. Возможность шить у Ларисы есть теперь только в одном месте: отделении дневного пребывания для инвалидов территориального центра социального обслуживания населения.

Сюда Лариса приходит каждый будний день.

— Я одиночка, вообще-то, не очень люблю общаться с людьми, — признаётся она. — А вот с соломкой работать люблю, с бисером, лентами вышивать…

— А что с «видениями», — интересуюсь я, — часто они беспокоят?

— Теперь редко: в больнице недавно лежала, меня там подлечили, — отвечает Лариса.

Кстати, работы девушки, как и других подопечных отделения (а сегодня его посещают больше двух десятков человек - прим. автора), не просто висят на стенах. Они продаются. Правда, пока не так активно, как хотелось бы. Стоят сувениры от 50 копеек до 8 рублей. Дороже всего картины и подушки.

— В городе на ярмарках выставляемся, с агроусадьбами работаем. Они раньше много всего заказывали. Только теперь покупательная способность гостей упала, — вздыхает руководитель мастерской Наталья Буклыс.

За шесть лет работы в центре Наталья Александровна убедилась: многие люди с инвалидностью не просто хотят, но и могут работать. Только работодатели не идут на контакт.

— У нас есть парень-сирота, у него и образование специальное, но устроиться на какую-либо работу он не может: не берут из-за приступов эпилепсии, — приводит пример руководитель студии. – Или ещё одна история: раньше к нам ходила семья инвалидов 2-й группы. И муж, и жена согласны были на любую работу. У них сложная жизненная ситуация: ветхое жильё, денег не хватает, и даже полставки дворника были бы счастьем. Мы нашли такой вариант на автовокзале, но сколько ни просили — на работу не берут.

Наталья Буклыс считает, что сдвинуть дело с мёртвой точки могли бы индивидуальные предприниматели, владельцы тех же агроусадеб, которых на Воложинщине немало. Людям с инвалидностью (за исключением тяжёлых случаев) абсолютно по силам, к примеру, обязанности техперсонала.

— Они всю жизнь мечтают о работе! — восклицает руководитель студии. — А я всё время повторяю им, что они работают у меня, называю их своими сотрудниками, разве это не так?

Сегодня в Воложинском районе — около 300 вакансий. В основном, организации ищут узких специалистов. «Своих» мест людям с инвалидностью приходится ждать долго. Хотя в регионе действует программа адаптации инвалидов к трудовой деятельности.

— Мы уже который год работаем с этой программой, деньги выделяются из областного бюджета, — комментирует начальник управления по труду, занятости и социальной защите райисполкома Леонид Садовский. — У нас есть частное предприятие «Мебель Лев», которое занимается производством мебели, изделий из дерева. В 2015 году мы трудоустроили разнорабочим молодого парня, инвалида детства, и целый год возмещали ему заработную плату. Система такова: сначала мы получаем средства из областного бюджета, а затем заключаем договор с предприятием о компенсации расходов. Кстати, в этом году трудоустроили и девушку-инвалида 2-й группы. Она работает по образованию, бухгалтером-экономистом.

— Получается, что фактически вы трудоустраиваете по этой программе одного человека в год? — уточняю я.

— В нашем районе да, но всё зависит от выделенных средств. В остальных регионах картина может быть другой.

— И каким образом вы определяете этого человека?

— Специалисты отдела занятости оценивают возможности людей, изучают их медицинскую карту, выясняют, какие виды работ они могут выполнять, а какие нет. Обзванивают людей, предлагают им это место. Иногда инвалиды обращаются самостоятельно.

Для такого городка, как наш, вопрос трудоустройства в принципе актуален. Воложин находится недалеко от Минска — многие ездят в столицу. Может, минчане и не хотят работать за 400-600 рублей уборщиками, упаковщиками в тех же магазинах, а наши люди такой работе рады. И не отказываются от нее.

В Воложинском районе проживает примерно 2300 инвалидов. Даже если предположить, что по состоянию здоровья работать из них сможет лишь каждый десятый, то чтобы пройти программу адаптации трудоустройства, последнему придётся ждать… 230 лет. И это при условии, что «на очередь» не станут новые жители региона.

Понятно, что при том объёме финансирования, которое существует сегодня, программа не может в полной мере закрыть потребности людей с инвалидностью в адаптации к трудоустройству. В этом году один работник обойдётся бюджету более чем в 6,5 тысяч рублей.

— Попробуйте-ка сами найти этот дом, — предлагает с улыбкой хозяин поместья Эдуард Езерский, встречая меня на перекрестке.

— Вот этот! — указываю на постройку, которая сразу привлекает внимание. Дом виден издалека: внушительных размеров, очень высокий, с двумя массивными колоннами на входе.

Эдуард Константинович почти ровесник дома — родился в 1940 году, а здание родители построили на три года раньше:

— Отец тогда служил в Лиде в Польской армии, мама жила с ним. Но сами они были воложинские, вот и приняли решение построить дом именно здесь и переехать. Вскоре началась война. Я малой был, но помню, как во время бомбежки вся улица пряталась в нашем погребе. Тогда мало домов было, это все уже современные постройки. Помню, как все избы полыхали огнем. Только два дома: наш и дядин — выстояли.

Участок у дома большой. Есть тут место и для огорода, и для цветочных клумб. Эдуард Константинович сам ухаживает за цветником.

— А вот у нас парадный вход, но мы им редко пользуемся. Видите, какие колонны? Дворец! Только подкрасить надо, — встречает нас хозяйка Тамара Александровна.

Дерево тут такое, что гвоздь не вбить. Когда проводили газ, не могли стену просверлить даже специальными устройствами. Сколько времени прошло, а дом стоит крепко.

— И еще несколько столетий простоит, — уверена Тамара Александровна.

В необычном доме пять комнат. Еще пять можно сделать на втором этаже, на чердаке. За двумя коврами в «родовом гнезде» есть двери, через которые можно по кругу путешествовать. А потолки какие: если залезть на стол, а сверху поставить стул, все равно рукой не дотянешься.

Эдуард Константинович объясняет: в те времена дома строились так, чтобы постоянно циркулировал свежий воздух. Отец нашего героя был по специальности строителем. В доме есть даже так называемый «немецкий угол»: прочное сцепление обеспечивает устойчивость конструкции и при правильном подходе можно и вовсе обойтись без дополнительных креплений между бревнами, а из-за разных углов наклона повышается защита от ветра.

— А фундамент сделан из валунов высотой в человеческий рост, в ширину — около метра, — говорит Эдуард Константинович.

Несколько лет назад супругам предлагали обменять дом на квартиру.

— Но мы решили: не продадим. Не можем, — говорит Тамара Александровна.

Да, дом, в который я попала, действительно мог бы стать объектом для туристов. Но, по-моему, еще более интересным его делают именно хозяева Езерские, о которых в Воложине слышал каждый. Супруги с 1976 года вместе, воспитали детей, внуков, правнуками еще не обзавелись, но Эдуард Константинович надеется, что за этим дело не станет. Вместе поют в хоре и выступают дуэтом, а Тамара Александровна участвовала дважды в Республиканском фестивале национальных культур Беларуси.

— Жена чистокровная украинка, познакомились мы на одном из предприятий, где раньше работали. Приехали в Воложин и остались навсегда. Все здесь теперь родное и мне, и ей, — улыбается супруге Эдуард Константинович.

Прощаясь с этой замечательной семьей, я подумала: и пусть супруги не сумели сохранить стол, сделанный в прошлом столетии их предком, или не успели узнать историю своего земельного участка, зато сейчас они наверстывают это и совершенно точно смогут передать будущим поколениям семейные реликвии.

На кухне висят большие портреты родителей Эдуарда Константиновича, в зале на стене — черно-белая фотография мамы Тамары Александровны, которая прожила вместе с дочерью и зятем 15 лет. Сохранились и рушники, вышитые мамиными руками. А на столе нашли свое место часы, подаренные ей же на день рождения. Секундная стрелка бежит вперед, унося с собой радости, печали, смех, слезы и... годы. Но память, живущую в этих стенах, она унести не может.

Что осталось в городе от улицы неоклассицизма.

Одна из самых старых улиц Воложина носила когда-то говорящее название «Домики».

Google утверждает: среди других памятников культуры и архитектуры города это место не менее исторически ценное.

Деревянные дома по нынешней улице Горького — образец городской застройки начала XX века, выдержанной в стиле неоклассицизма. Это наследие значимого в белорусской истории периода под условным названием «под поляками».

Таких типовых проектов жилых кварталов на территории Беларуси было немало. Разрабатывались они польскими архитекторами для офицеров и их семей.

Гарнизонная застройка в Воложине включала шесть домов, три из которых были деревянными, остальные — кирпичными, расскажут туристу в местном музее.

Но — увы! Из деревянных домов с бетонными колоннами у крыльца, поддерживающими небольшие треугольники-козырьки с маленькими окошками — такие же козырьки, больше напоминающие мини-веранды, повисшие в воздухе, были у некоторых домов и по торцам крыши — остался только один. Находясь в отдалении от проезжей части, он призывно выпячивает ряд белеющих колонн — но больше ничто не указывает на то, что этот длинный, облагороженный сайдингом и плиткой дом — историческая ценность.

Сейчас в здании общежитие для молодых специалистов центральной районной больницы.

— Долгое время здесь находился детский сад, — рассказывает районный гинеколог Александр Андрусевич. — А около десяти лет назад здание передали на баланс больницы. Чтобы осовременить, отремонтировать его, провести коммуникации — у нас есть все, кроме газа, — властям пришлось немало поработать.

В общежитии два крыла — для семейных и «одиночек». Толстые стены и высокие потолки не дают медработникам забыть, что живут они в особенном месте.

Не удалось прикоснуться и к кирпичной кладке домов, переживших оккупацию. Во время Второй мировой войны в зданиях гарнизонной застройки располагалось гестапо. Отступая, оккупанты не успевали вынести документы — сжигали вместе с домами — «хранилищами».

Кирпичные постройки, правда, от огня не пострадали, но со временем пришли в негодность и были снесены. Осталось всего одно кирпичное здание — двухэтажный дом бургомистра, отличавшийся не только высокими колоннами, но и красивой парадной лестницей.

Теперь в нем, по-современному оштукатуренном и покрашенном, с металлочерепицей на крыше, располагается краеведческий музей — где, к слову, и удалось узнать о судьбе почти без следа исчезнувшей улицы — «известного» памятника архитектуры.

— Из 23 жителей Воложина, которым я задала вопрос: знают ли они, чем известна улица Горького? — утвердительно ответили только семеро. Из пяти опрошенных, проживающих на этой улице, о гарнизонной застройке рассказал только один человек. Один — прожив здесь больше тридцати лет, ни разу «ничего такого» не слышал.

— Дома гарнизонной застройки по улице Горького, хоть и отличались архитектурой и несли на себе определенную печать времени, не представляли никакой культурной ценности — мы это тщательно проверили, — поясняет начальник отдела жилищно-коммунального хозяйства Воложинского райисполкома Анатолий Алиев. — Комиссия признала некоторые из них аварийными, ремонт таких зданий стоил бы неоправданно больших денег, поэтому было принято решение их снести. Людям, которые в них проживали и каждый день рисковали жизнью, были выделены квартиры.

На месте одного из снесенных домов за средства Банка развития был построен дом семейного типа, вместо других — посажена аллея.

— Любое имущество должно использоваться, поэтому продумываем для каждого здания или сооружения план, по которому оно будет «работать», — говорит Анатолий Алиев. — Аналогично вернулся к жизни дворец Тышкевичей с постройками – теперь там «живут» военная часть и милиция.

Воложинщина — первый регион в Беларуси, где готовы снять все барьеры для путешественников.

— Порожек мы практически сровняли с землёй, — постукивает тростью по новой плитке Василий Шакун, владелец агроусадьбы «Налібоцкія Васількі». — Туалеты сделали просторными, прилавок сувенирного магазина – разноуровневым, а значит, удобным для всех.

На месте старого сеновала Василий создает музейную экспозицию бытового конного снаряжения и повозок. Экспонаты старые, подход — новый. И он отлично укладывается в туристическое видение региона — безбарьерное.

Планируется, что Воложинщина в ближайшее время станет первым в Беларуси местом, куда сможет приехать любой турист с особыми потребностями. Без барьеров удобнее путешествовать всем: и человеку на коляске, и пожилым людям, и родителям с маленькими детьми, и туристу с большим багажом, и иностранцу без знания языка.

Проблему превращаем в «фишку»

Сегодня в Воложине и районе обследованы 60 зданий и 280 инфраструктурных объектов, которые имеют отношение к социальной и рекреационной сферам. И полностью доступных найти не удалось. Если в здании, например, есть пандус и в помещение удаётся-таки зайти, то дальше, как правило, воспользоваться нужной услугой не получится из-за узких дверных проёмов или отсутствия лифтов.

— Да, это проблема, которую нужно решать, но это и потенциал для развития региона, — рассказывает представительница фонда «Интеракция» Ирина Иванова, менеджер проекта «Воложин без барьеров», финансируемого Европейским союзом. — Мы понимаем, что в один миг Воложин не станет немецким Бременом, но импульс к развитию в этом направлении хотелось бы дать. И в будущем сделать полную доступность «фишкой» региона.

Подсказка специалистов для многих стала хорошим толчком к преобразованиям. Одними из первых среагировали на «безбарьерный» тренд хозяева агроусадеб. Они напрямую заинтересованы в притоке туристов в регион и понимают, что доступность и удобство для каждого — то, что поможет.

«Мы с пулей в голове», — шутят они о себе, намекая на увлечённость работой и желание становиться лучше с каждым днём. Многие из них даже переехали из столицы, чтобы открывать для гостей сельскую Беларусь.

Владельца агроусадьбы «За мосточком» Дмитрия Наконечного идеей доступности и универсального дизайна «заразили» в Европе. Он снова взялся за стройку: скоро в усадьбе появится ещё несколько мест, где без проблем могли бы разместиться туристы, использующие для передвижения инвалидные коляски. В планах — доступная баня.

Дмитрий ориентируется именно на универсальный, а не на специальный дизайн. На практике это значит, что отдыхать в агроусадьбе станет удобнее всем. И речь не только о безбарьерке, но и о других аспектах доступности.

Ориентация на разные потребности, вкусы, интересы и предпочтения — это всё про универсальный дизайн и инклюзивный туризм. От шашек с домино до лыж, велосипедов и водных сплавов. От экскурсии по Налибокской пуще до пробежек босиком по траве. От дегустации домашней редиски до возможности самостоятельно покопать картошку.

— Вот, например, у нас 800 ТВ-каналов на всех языках мира. Иностранцам это удобно, — предлагает шире смотреть на инклюзивный туризм Дмитрий. — Вот здесь лежит информация про Воложинский район. А эта карта так истрепалась, потому что ею постоянно пользуются: ездят по обозначенным маршрутам «Валожынскіх гасцінцаў» и даже дорисовывают свои.

Через семь столиц в Воложин

Пока белорусский туризм «спотыкается» не только об инфраструктуру, но и о нехватку информации. Над информационной доступностью в Воложине работают все вместе. Постепенно «захватывают» интернет и подключаются к глобальным системам бронирования типа booking.com, рассказывает Василий Шакун.

Благодаря поддержке активистов и волонтёров появляются информационные материалы: например, Минское велосипедное общество помогло с обустройством веломаршрутов в регионе, а ещё выпустило карты известных велопутей и инструкции к ним на разных языках. К слову, прямо через Воложинский район проходит знаменитый «Маршрут столиц». Он начинается в Ирландии и заканчивается в России.

— На английском и немецком сам кое-что знаю, поговорить о простом с иностранцами могу. Если что, звоню своей невестке. Мои гости в трубку наговаривают, она — мне, — так и общаемся, — с улыбкой рассказывает Василий Шакун о воложинском «гугл-транслейте». — Чего нам точно не хватает, так это туристического инфоцентра в Воложине, который бы напрямую связывал наши агроусадьбы с желающими остановиться. Пока больше работает «сарафанное радио», когда информацию о нас передают из уст в уста.

Сегодня чаще всего работа по доступности агроусадеб держится на энтузиазме хозяев. Однако в ближайшее время пять агроусадеб смогут получить финансовую поддержку Европейского союза: 25 тысяч евро пойдут на совершенствование доступности этого сектора, уточняет Ирина Иванова.

Природа и развлечения… для всех!

За лето в Налибокской пуще появится инклюзивная экологическая тропа, пройтись по которой сможет человек с любыми особыми потребностями. «Дикий» отдых, часто недоступный путешественникам на коляске, людям с потерей зрения или с другой инвалидностью, здесь станет возможным.

На берегу Саковщинского водохранилища совсем скоро откроется инклюзивная площадка по наблюдению за зимородком, популяция которого здесь самая большая в Беларуси — сорок пар.

После «переписи» барьеров и сам Воложин ждут значительные изменения. Самый масштабный проект — реконструкция здания Воложинского территориального центра социального обслуживания населения, которая завершится к концу 2017-го. На втором этаже появится безбарьерный хостел. Он же станет тем самым туристическим инфоценром, с которого будет начинаться путешествие гостей региона. Ещё 19 зданий будут обновлены, среди них востребованные населением точки — центральная больница и исполком. Полностью доступными станут городской кинотеатр «Юность» и местный музей.

Сегодня инклюзивный туризм составляет около 11 процентов турпотока, и к 2020-му году, по прогнозам, вырастет в два раза. Объясняется просто: путешествовать хотят все, при этом население планеты постоянно стареет, да и около трети людей в мире имеют инвалидность сами либо в своём кругу тех, кто нуждается в «особых» условиях.

В Беларуси, говорят специалисты, спрос также появляется: сегодня около 26 процентов наших туристов хотели бы воспользоваться «безбарьерными» услугами сами или вместе со своими родственниками.

Именно поэтому, если турсфера Воложинщины сделает акцент на инклюзивность, то сможет неплохо на этом зарабатывать.

«Самое сложное в нашей работе, когда обманывают дети. Пообещают приехать — и не приезжают», — говорит Елена Дубовик, директор «Семейного причала», первого и пока единственного в Беларуси частного дома престарелых.

Елена работала председателем Общества Красного Креста в Молодечно. А когда узнала, что в родной деревне Войганы закрыли школу, решила организовать в этом здании дом престарелых.

Для 45 стариков он, скорее всего, станет последним местом проживания. Большинство жителей инвалиды первой группы. Больше половины – лежачие.

В «Семейном причале» они получают заботу, внимание, сбалансированное питание. Их моют, переодевают, к ним приходят врачи-специалисты, их навещают родные. Они любят, когда к ним приезжает батюшка или ксендз. Им здесь хорошо. Так рассказали мне старики. И никто не назвал это место домом.

НИНА

Нине больше семидесяти. Она инвалид детства из-за болезни ног. Из родных осталась сестра Тамара.

Нина, Тамара и ее муж Александр переехали в «Семейный причал» пару лет назад, когда здоровье стало ухудшаться и жить самостоятельно уже не могли. Они — «социальники». За проживание отдают 90% пенсии. Получается около 160 рублей в месяц (полная стоимость проживания 700 рублей в месяц).

Тех, кто остался без родственников, которые могли бы оплатить всю сумму, в «Семейном причале» 10 человек.

Нина говорит, что здесь ей все нравится. А еще она встретила свою любовь — Колю. Как увидел ее в первый день, так и не отходит с тех пор ни на шаг. Даже запретил отдавать одежду в стирку, сказал, сам будет стирать.

— Хорошо здесь, да, хорошо. Только домой хочется.

ЭРНЕСТОВНА

«У меня отнялись ноги. Это, наверное, сказался Сахалин. Правду говорят, что там климат плохой. Жили мы на Сахалине 10 лет. Завербовались со Шклова. Было интересно, я ж была молодая. После семи классов в педучилище четыре года отучилась. Потом работала. Я там и замуж вышла за парня из Беларуси. Один муж у меня был все время. Один. Баранов Леонтий Степаныч. Умер. Это уже года три назад. Меня страшно любил. Плакал даже. Сейчас вспоминаю, самой плакать хочется. Сынок у нас там родился.

На острове Сахалин 10 лет, представляете! Кругом вода. Выходишь на крыльцо — вода. Одна вода. И город виден внизу, и море, и корабли стоят.

Как вербовка кончилась, мы в Беларусь вернулись. В Могилев. Сын второй родился. Два хлопца у меня. Они в Беларуси живут. Меня один раз навестили и что-то больше нет. Занятые. На работе. А здесь спокойно. Обед приносят в комнату, кушаем. И спим…»

ЮЛИАНОВНА

«Родилась я в Беларуси. А детство мое прошло в Вильнюсе. Мои родители работали. А меня родственники взяли нянчить туда. Училась в школе в Литве. Там в Литве совсем все другое. Там хлопцы под юбки к нам не лазили. Там культура на высшем уровне. Вернулась в Беларусь лет в шестнадцать. Работала в Молодечно на кондитерской фабрике. Дом построила. И выращивала клубнику. Продавала по 20 ведер. Это я научилась от литовцев. Я, когда жила в Литве, приглядывалась, они очень хорошие хозяева. И меня научили правильно выращивать клубнику. Так я ж тебе говорю, 20 ведер! Она хорошая у меня, никакой химии, а то, что надо.

Семьи у меня нет. Сын у меня был, погиб в 18 лет. Хороший был мальчик. Разбился на мотоцикле. У нас на семью какое-то проклятье выпало. В тот год у нас у всех погибли дети. У меня брат в деревне, он не перенес. Светку похоронил, Ирку и Романьку. Не перенес, застрелил себя на могиле. Как мне кто-то сказал, мы рассчитываемся за дедов, за прадедов. Они нагрешили – а мы за них рассчитываемся.

А теперь вот я живу тут. Мне тут нравится. Ко мне директор с уважением. Замечательно тут. А так — в Молодечно, Зеленый переулок, приходи на клубнику. Какой сейчас месяц, детка? Июнь? Вот, клубнику проспала тут. У меня там 5 соток примерно. И я бульбу не сажала, а клубнику. Весь огород. Так что приходи, когда буду дома, когда клубника будет».

ИВАН

Ивану 78 лет. В «Семейном причале» уже больше года. Когда-то жил он в Мурманской области, потом служил в Астрахани. В 1963 году приехал в Минск. Познакомился с девушкой из Логойска. Она подарила ему трех сыновей. Дети живут в Минске. Приезжают к отцу несколько раз в месяц. У Ивана пенсия 420 рублей. Остальные 280 за его проживание в доме престарелых доплачивает сын.

— У них свои дети. Чего я буду там мешать?

СОНЯ

«Я должна сказать, что тут неплохо. И кормежка хорошая, и отношение хорошее.

Родилась в Минской области, в деревне Сергеевичи. Там училась, 7 классов закончила. И война началась. В войну в Сергеевичах была. Родители поумирали. Дедушка и бабушка были. Бабушка умерла, осталась только с дедушкой. В войну в деревне были немцы. Мы последний год жили всей деревней в лесу. Построили себе такие домики, чтоб и печь, чтоб хлеб пекли. Ой, тяжело, неохота вспоминать. Очень было трудно, погибло много…

А после войны как? Закончилась война. Я узнала, что открылся в Минске телеграф. Приехала туда. И вот там почти 50 лет проработала начальником смены. Работы было много. И серьезной работы. А тогда еще после войны не такие как надо разговоры были. КГБ всегда со мной связывалось, чтобы я слушала, кто что говорит, может быть, ненужное что говорят и им чтоб передавала. Я ж уже не полностью им передавала. Подруги мои что-то там говорят, что ж я буду им передавать? Я им говорила, что у нас все хорошо. Так они меня в пример ставили другим, у Далидович все хорошо, отлично, почему у вас все не так?

Молодые годы и не хочу вспоминать. Трудные. А теперь уже нормально. У меня сын и дочка. Уже правнуки есть. Двое. Хорошие, большие. Уже в высшее образование поступили. Хорошая внучка у меня такая. Работает. И дочка работает. Сын тоже в Минске. У всех свои квартиры и все свое. Жду. Тут пока никто еще не навестил. Я вот думаю, я бы уже не выдержала, к ним бы приехала. А им уже не выпадает, у них уже свои дела».

Мы узнали у Павла Гончара, заведующего поликлиникой Воложинской центральной районной больницы.

«Стремительно сделавший карьеру молодой врач», — так характеризуют Павла местные информисточники.

Мы встречаемся в поликлинике. Восемь тридцать утра — всего полчаса назад начался рабочий день, только что закончилась «пятиминутка» у руководства.

— Почему пошел в медицину? Мне в школе в родной Сморгони хорошо давались биология и химия — эти профильные предметы и определили мой выбор, — поясняет Павел. — Мои родители обычные рабочие: отец — водитель, мама — мастер на молокозаводе. Это прозвучит банально, но когда я выбирал вуз, решил, что хочу помогать людям и поступил в Гродненский медуниверситет.

Павел освоил специальность врача-педиатра и после получения диплома планировал уехать в Слоним. Но ректор посоветовал присмотреться к местам в Минской области, а главврач Воложинской ЦРБ взял в интернатуру. После ее окончания Павел несколько месяцев работал педиатром и сейчас ведет часть приема как подростковый врач. Как и все коллеги, Павел нередко остается на дежурства — выполняет функции врача-неонатолога. Этот специалист с первых минут рождения ребенка оценивает состояние его здоровья и при необходимости оказывает специализированную помощь.

Коллектив

Заведующим поликлиникой Павел стал вскоре после окончания университета — в ноябре 2013 года. В подчинении у него больше 100 работников. Он также «курирует» всех работников районной больницы (около 780 человек), являясь председателем первичной профсоюзной организации Федерации профсоюзов Беларуси Воложинской ЦРБ.

— Коллектив уже знал меня по профсоюзной работе, поэтому зарекомендовать себя было проще, — вспоминает Павел Гончар. — Сложнее было перестроить работу под себя. Вместе со старшей медсестрой мы решили не ломать существующую систему, просто направить ее в нужное русло. Я не стремлюсь заработать авторитет, просто делаю свое дело.

Павел признается, что работать с пациентами стало сложнее: они находят много информации в интернете и приходят на прием к врачу уже с какой-то претензией. Ежедневно медикам приходится включать в работу психологические приемы, чтобы еще на входе в кабинет настраивать пациентов на доброжелательный лад.

Особенность Волжинской ЦРБ в том, что здесь работает много молодых медиков. Именно профсоюзный молодежный совет во время ремонта поликлиники внес предложение, чтобы все кабинеты стали разноцветными. Персиковый, голубой, фиолетовый, оливковый — каждый сотрудник сам выбирал цвет для окраски стен. Администрация поликлиники откликнулась и на просьбу молодых медиков приобрести мультимедийную систему, чтобы проводить психологические тренинги по преодолению эмоционального выгорания работников.

Проходим вместе с Павлом Олеговичем по кабинетам поликлиники — везде нас встречают улыбчивые профессионалы своего дела. По мнению заведующего, немаловажную роль в закреплении молодых специалистов в районе играет уровень оснащенности аппаратурой и медтехникой. Например, приобрели в поликлинику эндоскоп к видеоэндоскопической стойке и пригласили работать специалиста из Гродно. По просьбе молодых специалистов администрация также закупила офтальмоскоп и стоматологические установки.

Медики Воложинской ЦРБ могут рассчитывать на достойную оплату труда. Для них предусмотрено повышение оклада до 50%, есть возможность работать по совместительству. Да и вопросы с жильем решаются легко. Все молодые специалисты обеспечены местами в общежитиях Воложина, Ракова и Ивенца. Тем, кто стоит на учете нуждающихся в улучшении жилищных условий при Воложинском райисполкоме, предлагают получить бесплатно земельный участок.

Пациенты

Вылечить человека за один день невозможно, а кропотливая работа медика с советами и рекомендациями сходу не видна. Но когда-то можно оказаться в нужную секунду в нужном месте и спасти чью-то жизнь.

— Однажды мужчина прямо напротив моего кабинета в фойе потерял сознание, — вспоминает Павел Гончар. — Я услышал шум, выбежал. Что поразительно: народ вокруг расступился, даже его друг просто стоял в стороне. На полу над мужчиной уже склонилась хрупкая врач-офтальмолог. Успела положить его правильно, чтобы не западал язык. Пульса не было. Не мешкая, я начал делать непрямой массаж сердца. Несколько толчков - и он открыл глаза. Приходил потом ко мне, через несколько дней, как выписался из реанимации. Но я услышал от него запах спиртного. Не ценят наши люди жизнь.

Пока я слушаю эту историю, мой взгляд скользит по стене кабинета заведующего. Она увешана различными дипломами и грамотами от профсоюза, райисполкома, Минздрава. Павел замечает.

— Мы ввели в ЦРБ новое правило: если работники посещают обучающие курсы — соответствующий сертификат сразу же отправляется на стену их кабинета. Психологический прием. Медикам приятно и пациенты, заходя в кабинет, будут более уважительно относиться к специалисту, — говорит он.

Як зараз развіваецца габрэйскі культурны код у Валожыне? Мы рушылі ў аднадзённы квэст, каб на ўласныя вочы пабачыць гістарычныя каштоўнасці габрэяў.

Калісьці Валожын быў адным з самых габрэйскіх мястэчкаў Беларусі. Па розных звестках, у ім жыло ад 60 да 90 адсоткаў габрэйскага насельніцтва. Людзі з усяго свету прыязджалі сюды, каб атрымаць выдатную адукацыю ў іешыве — вышэйшай навучальнай установе, якая рыхтуе равінаў.

У горадзе і суседняй вёсцы Вішнева працавалі сінагогі. Развіваўся мясцовы бізнес. З Вішнева паходзіць былы прэзідэнт Ізраіля Шымон Перас.

Сёння ў Валожыне жывуць толькі тры габрэя. Няма аніводнай сінагогі. Іешыва пустуе. Габрэйскія могілкі параслі травой.

Як так сталася і ці зможа Валожын зноўку стаць цэнтрам габрэйскай культуры на Беларусі?

У 1897 годзе габрэяў у Валожыне было каля 90% ад 4553 мясцовых жыхароў. На пачатку Другой сусветнай вайны ў Валожыне габрэі складалі дзесьці трэцюю частку ад агульнага насельніцва ў 6800 чалавек. Аднак напрыканцы вайны габрэяў тут засталося ўсяго некалькі габрэяў.

У Валожыне было чатыры месцы, дзе карнікі праводзілі масавыя расправы. На пагорку ў мікрараёне Папоўка было расстраляна каля 1000 чалавек, на гарадскім стадыёне — больш за 100, на "зялёным плацы" і габрэйскіх могілках – больш за 300 чалавек. Шмат габрэяў нацысты закатавалі.

Мы ў Валожыне. І мы рушым у квэст

—Гэта нагадвае склады нарыхтоўчай канторы савецкага раённага спажывецкага таварыства, — кажу я сваёй каляжанцы, звяртаючы ўвагу на будынак паміж Домам культуры і ўнівермагам.

Праходзім паўз шапікі з садавінай і гароднінай бліжэй да белага збудавання з пластыкавымі вокнамі, на якіх незвычайная разметка ў выглядзе елкі. Гэта і ёсць знакамітая іешыва (першая ва Усходняй Еўропе вышэйшая рэлігійная навучальная ўстанова для вывучэння талмуду і падрыхтоўкі навукоўцаў да звання равіна).

Іешыбот "Эм Ха-Ешывот", маці ўсіх іешыў у перакладзе з іўрыту, была заснавана ў 1803 годзе. Прапанаваў ініцыятыву Ілія-гаон, равін, выбітны духоўны аўтарытэт артадаксальнага габрэйства, заснавальнік літоўскага накірунку ў іўдаізме. Настаўнікам у новай іешыве стаў яго вучань Хаім Валожынскі.

Заняткі распачаліся толькі праз тры гады пасля адкрыцця. Равін Хаім паспрыяў таму, што слава аб установе прагучала на ўвесь свет. Сюды з'язджаліся вучыць Талмуд нават з Афрыкі і Японіі.

За гады існавання іешыва зачынялася тры разы. У часы росквіту ў ёй навучаліся 400 чалавек. Выпускнікі станавіліся галоўнымі равінамі ў самых розных краінах свету. Нават першы галоўны равін Ізраіля Рэбхай Кук вучыўся тут.

Валожынская іешыва праіснавала да 1939 года. У 1941 годзе кіраўнік іешывы з 60-цю вучнямі былі расстрэляны непадалёку ад горада. Хаім Валожынскі, ці Іахім Валажынер, пахаваны на мясцовых могілках XVII стагоддзя. Сёння яны нагадваюць поле, абнесенае плотам.

Мы вырашылі крыху даследваць могілкі. Высветлілася, што тут бываюць наведнікі. Новыя свечкі, зробленыя ў Ізраілі мы знаходзілі амаль каля кожнай захаванай (адрэстаўраванай?) магілы.

Цэлымі засталіся усяго некалькі магіл, пераважна брацкіх. У добрым стане знаходзіцца мемарыял памяці расталяных нацыстамі габрэяў. Большасць могілкавых пліт незаўважныя ў траве. Надпісы на іх прачытаць немагчыма.

У 1990-я гады на сродкі замежных габрэйскіх арганізацый тэрыторыя, на якой месцяцца могілкі, была упарадкавана. Некаторыя помнікі аднавалі. Паставілі плот. Але ж столькі вады ўцякло (і травы нарасло) з таго часу.

Па коле вяртаемся да вулачкі каля іешывы. Заходзім у адзін з двароў. Галіна Вікенцьеўна Навумава жыве ў хаце ля вугла іешыботу больш за 15 гадоў. Калі Навумавы набылі гэты дом, у будынку іешывы была кавярня, дзе Галіна Вікенцьеўна і працавала. Яна застала і заняпад былой знакамітай установы, разбураліся сцены, збіраліся п'яныя кампаніі.

— Вы лепш схадзіце да Бушланавых. Раней у іх быў ключ ад іешывы. Яны вам падрабязней распавядуць. Я амаль нічога не ведаю, — гаворыць Галіна Вікенцьеўна.

Нам трэба на вуліцу Камсамольскую. Шукаем Паўла Андрэевіча і Ніну Саламонаўну Бушланавых. Яны жывуць недалёка ад магілы вязняў гета на гары Высокай, дзе ў 1961 годзе ўсталявалі помнік — скульптуру смуткуючай маці.

— Ключа ў нас ужо даўно няма. Гадоў дзесяць назад мы даглядалі іешыву, Паўлік касіў могілкі. Праз нашу сям'ю дабрачынная габрэйская арганізацыя "Хэсэд-Рахамім" размяркоўвала гуманітарную дапамогу для валожынскіх габрэяў. Іх засталося зусім няшмат: Маісею Давідавічу Віткіну споўніцца хутка 98, ён прыкаваны да ложка, Ларыса Міхайлаўна Эльтэрман ды Наталля Ісаакаўна Штэйнер. Ларысу сёння не турбуйце, яна пойдзе ў лазню, потым будзе адпачываць. А да Наташы можаце завітаць, Яна журналіст, бацька быў галоўным рэдактарам мясцовай раёнкі "Працоўная слава".

Ніна Саламонаўна, па бацьку Шметтэр. Прыгожая жанчына ў хатняй акуратнай сукенцы і срэбных завушніцах.

— За апошні месяц два інфаркты перажыла, — кажа яна. — Дык зараз муж асабліва клапоціцца. Пазнаёміліся мы на вучобе ў Свярдлоўскім педагагічным інстытуце. Мяне туды эвакуіравалі напачатку вайны. Сама я ў Віцебску нарадзілася, бацькі былі віцеблянамі. Павел мой з сяла Ленскае Свярдлоўскай вобласці. Трапіў на кадравую службу ваенным перакладчыкам, перавялі ў мясцовую ваенную частку, так мы і трапілі ў Валожын. Я 21 год была настаўніцай геаграфіі, 4 гады працавала ў аддзеле адукацыі.

Яе муж сядзіць у крэсле і толькі зрэдку накіроўвае размову, быццам настаўнік ён, а не жонка.

—У нас тут шмат змешаных сем'яў па культуры і веравызнанні. У аднаго сына жонка праваслаўная, у другога — каталічка. Для нас за шчасце збірацца на святы разам у гэтай кватэры, гатаваць розныя стравы, габрэйскія таксама. Аднак вось нядаўна з Ларысай (Эльтэрман) сядзім і сумуем, што няма з кім адсвяткаваць Песах ці Хануку. Добра было б, каб тут быў культурны нейкі цэнтр, не абавязкова сінагога, дзе можна было б камунікаваць паміж сабой. Пацягнуліся б і тыя, хто да габрэйства мае апасродкаванае дачыненне. Няма каму займацца, а мы ўжо слабыя і старыя, ахвотных маладых не знайсці.

Увечары пайшлі мы да Наталлі Ісаакаўны, але яна не адчыніла дзверы.

Кожнае дзіця ў габрэйскай сям'і ведае пра Валожын і збіраецца сюды хоць раз прыехаць

У Беларусі існуе спецыялізаванае турыстычнае агенцтва, якое арганізуе туры, прысвечаныя гісторыі, рэлігіі, культуры і спадчыне габрэйскага народу ў Беларусі і суседніх краінах. Ідышкайту, карацей.

Ідышкайт — гэта вобраз жыцця, культура і традыцыі ашкеназкіх габрэяў, якія жылі на мяжы аседласці на тэрыторыі Беларусі, Літвы і Польшчы.

Без наведвання Валожына, вядома, не абысціся, калі гаворка заходзіць пра гісторыю габрэйства на Беларусі. Супрацоўніца агенцтва Вольга распавяла, якім коштам даецца арганізацыя прыезду турыстычнай групы ў Валожын:

— Не толькі для габрэйскага, але і для любога турызму на Беларусі было б добра палепшыць сэрвіс у невялікіх гарадах. Мінск, абласныя цэнтры — там усё яшчэ куды ні шло, але калі прыязджаеш у якія-небудзь менш папулярныя турыстычныя гарады — савок. Гэта тычыцца і гатэляў, і кавярняў, і ўвогуле сэрвісу. Да нас прыязжаюць людзі з усяго свету, якія шукаюць карані ў маленькіх беларускіх гарадах. А там зусім бяда.

Арыэль Давыдкін, памочнік равіна Іудзейскай рэлігійнай абшчыны "Бэйз Ізраэль" кажа, што прыязджаюць у Беларусь найчасцей паломнікі. Кожнае дзіця ў габрэйскай сям'і ведае пра Валожын і збіраецца сюды хоць раз у жыцці прыехаць. Тыя, хто наведваюць горад, адначасова і смуткуюць, што няма дзейных габрэйскіх устаноў, з іншага боку — добра, што хоць нешта захоўваецца.

Вялікі крок — перадача ва ўладанне Іўдзейскага рэлігійнага аб'яднання будынка іешывы. Пасля гэтага і пачалася рэканструкцыя. Дарэчы, тыя вокны з елкамі — аднаўленне былога знешняга выгляду іешывы напачатку XX cтагоддзя. Для больш сур'ёзнай працы трэба шукаць вялікія інвестыцыі, чым і займаецца аб'яднанне.

Житель деревни Бочешники Ивьевского района Вадим Бычковский уже много лет не посещает обувные магазины. Ему там просто нечего делать. На таких, как он, белорусские фабрики обувь не шьют.

Когда мама привела Вадима в детский сад, воспитатели ахнули — такого они еще не видели — у трехлетнего малыша нога 39-го размера! Первоклассником Бычковский носил уже 42-й. А к школьному выпускному искал туфли с маркировкой 50. Так бы и не нашел. Но выручили соседи — привезли обувь из Польши. Теперь те красивые полуботинки ему уже малы. К 22-м годам нога у Вадима достигла 52-го размера. И парень говорит, что это не предел. Он замечает, что до сих пор продолжает расти. А вместе с ним растут и ноги.

Мы встречаемся в безлюдном месте на окраине Воложина. Это одно из его условий.

— После того раза, когда телевидение приезжало, меня предупредили — больше никаких журналистов. А я хочу доработать до окончания контракта, — смущенно улыбается Вадим.

Он служит в Воложинской радиотехнической бригаде особого назначения. Контракт заканчивается через месяц. Продлевать его парень не намерен, говорит, что разочаровался в армейской службе. Но пока Вадим все-таки человек военный и лишнее внимание ему ни к чему.

Мы обещаем выпустить материал не раньше, чем он уйдет на «гражданку». Только после этого молодой человек рассказывает, сколько же ему пришлось перенести из-за своего нестандартного размера. Как много лет он носил тесную обувь. Как кровоточили мозоли, врастали ногти и как из-за этого ему не единожды приходилось делать хирургические операции.

— Самое тяжелое время было, когда учился в училище в Ивье. Автобусы в нашу деревню ходили редко, и до дома я часто добирался пешком. Нога растет, обувь постоянно мала, пальцы приходилось поджимать, пока дойдешь — все в мозолях, — вспоминает Вадим.

В какой-то момент армия стала для него настоящим спасением. Здесь бойцу пошили просторные берцы по размеру. Армейскую обувь Вадим не снимал даже в свободное от службы время. Год назад о нем узнали телевизионщики. В части общение с журналистами не одобрили, зато жизнь молодого солдата с тех пор изменилась к лучшему.

— Как только про меня вышел репортаж, через два дня приехали люди из Минска сняли с ног мерки, а еще через неделю мне привезли целый ящик обуви. Прямо в часть. Я выбрал сразу 9 пар. Там были туфли, ботинки, но самыми удобными оказались вот эти кроссовки. К тому же в них не так бросается в глаза то, что нога огромная, — демонстрирует свою любимую пару Вадим.

— Комплексуешь по поводу своего размера?

— Да нет. Меня даже в школе никогда не дразнили. Просто сам до сих пор иногда смотрю и удивляюсь. Ну, надо же, как она могла так вырасти? А комплексую я, может, только в минском метро. Один раз в час-пик я решил переставить свою ногу и не заметил, как стал всей стопой на ногу мужчине. Судя по его выражению лица, ему было больно, а мне стало стыдно. Впредь стараюсь быть внимательнее. Но есть и плюсы. К примеру, зимой в гололед я ни разу не поскользнулся и не упал. Я будто на лыжах иду и мне ничего не страшно, — смеется Вадим.

Несмотря на то, что парню всего 22, он уже давно мечтает создать собственную семью. Претендентка на роль жены имеется. Правда, сделать ей предложение Вадим пока не решается. Не потому, что сомневается в выборе.

— Сначала надо работу достойную найти, — рассуждает молодой человек. — Подсобрать деньжат на свадьбу, на платье невесте, да и себе туфли хочу красивые. А такие, если шить на заказ, я узнавал, тысячу рублей стоят.

Герхард Крамэр няспешна крочыць па гарадку і адзначае, што той папрыгажэў. Ды і таксі, каб дабрацца з Мінска да Валожына, ужо не трэба чакаць шэсць гадзін, як гэта было чвэрць стагоддзя таму, калі жыхар федэральнай зямлі Паўночны Рэйн-Вестфалія прыехаў сюды ўпершыню.

Бачыў Беларусь праз «вочка» у акне

Хоць і жылі мы з Герхардам Крамэрам у адным гатэлі, а сустрэцца было цяжка.

— О, у яго столькі спраў заўжды, калі ён да нас прыязджае, — патлумачыла дзяўчына на рэцэпцыі. — Ён сёння можа быць вельмі позна. Вам усё роўна тэлефанаваць?

Герхард прыйшоў у гатэль а дзесятай увечары. І быў гатовы сустрэцца.

— 25 год таму група беларускіх дзяцей адпачывала ў Германіі, — пачынае расповед спадар Крамэр. — А потым мы з сябрамі захацелі паглядзець, як жывуць тыя дзеці, пабачыць іх радзіму.

Зімой 1992 года, у дзень, калі ў Беларусі было больш за 20 градусаў марозу, Герхард Крамэр ехаў на таксі з Мінска ў Валожын і праз «вочка» у замарожаным акне знаёміўся з Беларуссю.

Дапамога Валожыну пачалася з сярэдняй школы №1. Да святаў, а часам і проста так сям'я Крамэраў рыхтавала падарункі для вучняў. Цацкі і ласункі ехалі з Германіі ў Беларусь на вялікіх грузавіках.

Апошнім разам вага гуманітарнай дапамогі для валожынцаў склала 14 тон.

За 25 год каля 500 дзяцей з Валожыншчыны адпачылі і паправілі здароўе ў Германіі. Дагэтуль Герхард падтрымлівае кантакты з самымі першымі вучнямі школы, якім дапамагаў.

А 19 год таму Крамэр спрыяў удачарэнню ў нямецкую сям'ю хворай на ныркі валожынскай дзяўчынкі. Цяпер дзяўчыну вылечылі. Яна жыве і вучыцца ў Германіі. Будзе спецыялістам па дрэваапрацоўцы. Ад прапановы Герхарда наведаць Валожын пакуль адмаўляецца.

Цацкі, спартыўныя прылады, камп'ютары, новае тэхнічнае абсталяванне з'явіліся ў валожынскіх школах і садках дзякуючы Крамэру. А часам Герхард са сваімі сябрамі нават уласнаручна рабіў рамонт ў школах.

Цэнтр дзяцячага развіцця «Расінка» мясцовыя ўвогуле называюць «садком Герхарда Крамэра».


Буду дапамагаць, пакуль змагу

Касцёл Святога Юзафа, што знаходзіцца на цэнтральнай плошчы ў Валожыне, таксама дапамог адрамантаваць мой субяседнік. Крамэр — сам каталік. І на радзіме належыць да каталіцкага таварыства Святога Юзафа.

На пытанне, чаму Крамэр дапамагае валожынцам, адказ у яго просты: бо мае магчымасці і жаданне. Дзяржава і бацькі не заўсёды могуць цалкам забяспечыць патрэбы дзіцяці, перакананы Герхард. Па яго словах, такая сітуацыя не толькі ў Беларусі, у Германіі таксама.

У Валожын Крамэр прыязджае штогод. Выключэннем стаў толькі 2016-ты. Тады Герхард даведаўся, што сур'ёзна хворы. Аднак сёлета гэта не перашкодзіла яму прыехаць ізноў.

— Калі валожынскія сябры даведаліся пра маю хваробу, яны шмат пісалі на электронную пошту, маральна падтрымлівалі мяне, — дзеліцца Крамэр.

На сённяшні дзень ён — пенсіянер. Усё жыццё адпрацаваў майстрам па рамонту тэле- і радыёапаратуры. Мае сям'ю: жонку, дзяцей, унука і ўнучку.

У часы Другой сусветнай вайны бацька Герхарда Крамэра быў у Беларусі. У Мінску ён пракладаў чыгунку. Тут згубіў адну нагу.

— Бацька часта ўспамінаў, што каб не беларускія «маткі», наўрад ці ён змог бы вярнуцца дадому жывым, — прыгадвае Герхард.

За дабрачынную дзейнасць Крамэр мае высокія ўзнагароды ад беларускага і

і нямецкага ўрадаў. А на маё пытанне пра палітычную сітуацыю ў Беларусі адказвае:

— Я дапамагаў і колькі змагу буду дапамагаць валожынскім дзецям, а

палітыка мяне мала цікавіць.

Крамэр – наш сапраўдны сябар

Загадчыца валожынскага дзіцячага Цэнтра развіцця дзіцяці Наталля Казак ўпэўненая, што «садком Крамера» іх установу называюць нездарма.

— Герхард Крамэр — наш сапраўдны сябар, — кажа Наталля.

Цэнтру ён дапамагае з 2005 года. Дзякуючы яму ў групах шмат цікавых развіваючых цацак і гульняў, у спартовай залі вялікія і маленькія футбольныя брамы, мячы, фітболы, скакалкі, бадбінтоны, турыстычны намёт.

Выхаванцы цэнтра займаюцца ткацтвам. На маленькіх ткацкіх станках яны вучацца рабіць габелены. Неабходныя для гэтай справы ніткі таксама прывозіць Герхард. Новая лядоўня і выцяжка ў харчблоку, кухонныя прылады, посуд, сушыльная машына ў пральні — вось яшчэ падарункі нямецкага сябра.

— Калі мы даведаліся пра хваробу Крамэра, — кажа Наталля, — ужо і не думалі, што ён прыедзе. Таму сваім сёлетнім візітам наш сябар прыемна здзівіў усіх нас.

Сама Наталля працуе ў Цэнтры нядаўна. А супрацоўнікі, якія знаёмыя з Крамерэм з 2005 года, нават нямецкую мову вывучылі дзякуючы зносінам з ім.

Центральна площа міста — це адміністративний центр, тут розміщується Держадміністрація та міська рада, біля яких, звичайно ж, дошка пошани. Поряд — католицький собор та пам'ятник Папі Римському Франциску, а також універмаг, кінотеатр та райпо. Усі бордюри та паркани на площі пофарбовані в яскраво-рожевий колір, і я досі не розумію, чому саме в нього.

Люди дуже різні. Мене постійно видає мій український акцент, бо я дуже погано говорю російською, а подекуди й зовсім забуваю та українською звертаюся. Тоді всі одразу цікавилися, звідки я, а коли дізнавалися, що ще й журналістка, то напружувалися. Коли це стало ясно, я почала уникати цього моменту. Згадка про Україну тут викликає неабияке пожвавлення у місцевих. Мені здалося, що ситуація, що складається в нашій державі, є зручною для них. Це гарне виправдання їхнього цього ненависного «порядку».

Люди могли довго мені розповідати про бардак у державі та як тяжко їм живеться, але щойно чули, що я з України, то одразу заявляли: «Вы же с Украины. Но нет, у нас же, конечно, всьо харашо, пусть тяжело, пусть заплата маленькая и рубыль упал, зато стабильность и войны нету». Також нікого не цікавить, як у нас справи в державі, бо всі самі знають: «Мы что, телевизора не смотрим, что Вы нас наскажите». Люди доброзичливо-стримані, вони допоможуть, але роблять це жаліючи, мовляв, ну ти з України, у вас там і так тяжко, допоможу тобі. Одного разу, коли почули, що я з України, то накинулися з криками: «Донбас будет русским, поняла?! Твой Порошенко – убийца! Че приперлась к нам?». Хоча в переважній більшості, вони живуть у своєму маленькому світі, де панують стабільність і порядок, і взагалі не звертають уваги на оточуючий світ. Один хлопець вирішив зі мною познайомитися. На мою відповідь, що я з Києва, сказав: «А, русская».

Дозволити собі говорити правду можуть люди досить поважного віку. Наприклад, Віра, 90 років. Працювала в паспортному столі, була молодшою лейтенанткою в міліції. Більше року тому пані Віра дізналася, що місце розстрілу євреїв збираються забудувати. Вона розказала про це євреям-паломникам, що приїхали у Воложин. Провели розкопки і знайшли людські рештки, будівництво відмінили, а на тому місці встановили меморіал та висадили дерева, тож тепер там парк. Після того до Віри Іванівни прийшли з ідеологічного відділу та почали розпитувати, що та як і з метою пристрашити. На що вона сказала: «Я подумала, почему я не могу сказать правду, это государство мне ничего не дало, и я ему ничего не должна. Батьку забили за советскую власть и теперь хотите, чтобы я врала. Каждый человек хочет жить, что ж он виноват, что он еврей».

Ідемо до того парку, щоб роздивитися. Він знаходиться ближче до околиці міста, тому встигаємо побачити інші райони Воложина, міст, монумент, який просто так не видно, й багато житлових будинків. Місцеві зовсім не знають, що є меморіал, який встановлено на місці розстрілу євреїв. Але коли кажеш, що шукаєш новий парк, то всі одразу вказують куди. Але й на самому монументі не зазначено ніякої інформації, а просто вказано, що тут були закатовані люди без жодних дат чи пояснень.